Родился 9 ноября 1921 года в Западно-Сибирском крае. Он прожил долгую, насыщенную событиями жизнь. До конца дней он сохранил ясный ум и хорошую память. Был интересным человеком и удивительным рассказчиком, писал стихи. Прадедушка - ветеран Великой Отечественной войны, он не дожил до 60-летия Победы всего 4 дня. В истории каждой семьи отражается история нашей страны, области: Великая Отечественная война, подъем целины, годы перестройки, репрессии и т.д.
Да! Кулаков-то сослали, колхоз организовали, но против встал очень сильный враг: засуха. В 1930-1931 годах не выпало ни одного дождя за всё лето, посевы выгорели полностью, и семена не собрали, наступила голодовка, зиму жили на лебеде и уничтожали, у кого был какой скот. Наступила весна, ездили перетрясать старую солому и мякину и собирали всякую съедобную траву и корни. Всё ели, лишь бы выжить, правда, в Алтайском крае было лучше с хлебом, ездили туда, выменивали на вещи отрубей или немного муки. И вот, помню, поехали отец и мать и взяли меня за Обь за хлебом, остановились в селе Мосиха ночевать на квартире, а хозяин говорит: «Съездил бы ты на мельницу нашу, там частенько кое-кто продает муку». И вот отец оставил нас на квартире, а сам уже к вечеру поехал на мельницу, взяв кое-что из вещей. Приехал оттуда весёлый, за яловые сапоги удалось целый пуд муки купить. Дождавшись утра, мать решила испечь лепешек. И когда стала замешивать, оказалось, что это была не мука, а белая глина, растертая в порошок. Ездил отец на ту мельницу с целью узнать кто ему уступил этой муки, но люди ничего ему не сказали. Может, правда не знали кто или не хотели выдавать товарища. Так и пропали сапоги даром, всю жизнь отец вспоминал про эти сапоги.
Семья наша состояла из восьми человек: Дедушка – Дмитрий Фёдорович, Бабушка – Степанида Ивановна, Отец – Григорий Дмитриевич, Мать – Матрена Никитична, Я – старший из детей, Брат – Леонид с 1923 года, Сестра – Анна с 1925 года, Сестра – Таисья с 1931 года. Я запомнил период НЭПа. Жили единолично, имели 2-3 рабочих лошадей, 2-3 коровы, ну и мелкий скот: овцы, свиньи, птица. Имели с/х - инвентарь: плуги, бороны, лобогрейку, молотилку и пр., работников со стороны не имели. Я в семье был первенцем. И, как рассказывала моя мать, все хвори, какие только были тогда, ни одна меня не миновала – и золотуха, и оспа. И, может, поэтому меня особенно любила и опекала моя бабушка, Степанида Ивановна, которую я звал просто «баба», а дедушку Дмитрия Федоровича звал «старый». Но он, в отличие от бабушки, меня недолюбливал, он меня просто ревновал к бабушке, потому что я чуть ли не с первого дня стал спать с бабушкой.
С 1933 года понемногу жизнь стала входить в рамки, организована была в с.Лужники МТС. Государство стало помогать колхозам кое-какими машинами, стали давать колхозам полусложные молотилки, которые обмолачивали хлеб. Эта машина приводилась в рабочее положение небольшим движком, а вскоре, примерно в 1935 году, стали появляться первые трактора. Это американский «Фордзон» и наш отечественный СХТ3 (колесный). Помню, как впервые в деревню приехали на легковом автомобиле, марку я, может, неточно назову, но вроде машину называли «Эмкой». Машина пробежала на улице со стороны Сузуна и остановилась в центре возле магазина. Все, старые и малые, сбежались посмотреть на чудо, ни кто её не везет, а она катится. Мы, ребятишки, так и думали, что в середине там, где-то все же кто-то сидит живой: «Смотрите, да у неё глаза есть!» - и каждый старался хоть и с опаской пощупать её рукой. Надо было увидеть, как шофер дал сигнал, что произошло: чуть не подавили друг друга в панике, шарахнувшись от машины, и какое удовольствие для шофера, который покатывался со смеху, сидя в кабине. А вскоре, где-то через год, в Красный Камешок из Лушников к нам к нам переехала МТС, и я лично удостоился того, что жил со мной в соседях тракторист Степан Кривчиков. Я вплотную познакомился с машинами и с живым трактористом, который терпеливо объяснял мне, что трактор двигается от энергии сгораемого керосина внутри цилиндра и давления газа на поршня. Тогда я понял, отчего машина может двигаться.
В армию меня взяли в сентябре 1940 года, и я попал сразу в г. Владивосток, на 2-ю речку, курсантом в полковую школу. Но пробыл там недолго, месяца два, и нас привезли на станцию Хороль. Там располагался 37-ой легкоартиллерийский полк. Пушки были 76 мм. Я стал сначала связистом, а потом почему-то меня перевели огневиком в орудийный расчет, и был я вторым номером, т.е помощник наводчика орудия, командиром расчета был сержант Баширов, небольшого роста татарин, очень подвижный. Мы с ним тесно сошлись, дружили, насколько можно дружить в армии рядовому с командиром отделения. Он меня старательно учил орудийному делу, наводке орудия и устройстве его, т.е. материальной части. Артиллерия наша была на конной тяге, и лошадь нам доставляла основную тяжесть нашей солдатской службы. Каждый день их чистили утром и вечером, и каждую неделю водили в баню для лошадей, мыли с мылом. Если на выводке (смотре) окажется перхоть в шерсти лошади, опять заставят мыть вне очереди. В апреле 1941 года нас посадили на поезд в товарные вагоны без техники и повезли на запад. Мы ехали 30 суток, и где-то в середине мая 1941 года высадили в Прикарпатье, Ивано-франковская область, г.Долина. Мы разбили палаточный лагерь в молодом дубняке в 10 км. от города. Дня через два получили горно-вьючные пушки 76 мм. и лошадей. Но это полк был стрелковый, где было две батареи из 8 пушек. Занялись изучением незнакомой техники, хотя незнакомая она была только тем, что она разбиралась и вьючилась на специальные седла на лошадей и собиралась. На разборку и сборку давалось несколько минут. В орудийный парк привезли сотни три ящиков снарядов (в ящике 5 штук). Снаряды были разные: бронебойные, осколочные и шрапнель. Занялись их протиркой и переборкой. Сколько мы этим занимались, не помню. Нам говорили командиры, что будут занятия по стрельбе прямой наводкой и с закрытых позиций, в общем, маневренные занятия.
21 июня 1941 года нам привезли картину «Чапаев» и показали на улице. Это была суббота, последняя перед Отечественной войной. На завтра нам обещали выходной. Но выходной нам этот не суждено было использовать. В 6 часов утра нас разбудили сильные взрывы бомб и треск пулеметов, завывание авиационных моторов. Наш лагерь бомбили. Ещё не осознав, что случилось, мы уже увидели убитых и раненых наших товарищей и потеряли почти половину лошадей. Но пушки наши уцелели, и часа в два дня мы уже заняли оборону западнее города Долина. Вот тут нам сказали командиры, что на нашу страну напали германские фашисты, на очень широком фронте перешли нашу границу и бомбят наши города до самого Днепра. Настроение наше было подавлено, все были какими-то испуганными, ведь и то сказать: мы были ещё юнцы, не всем было по 20 лет, были и моложе, и далеко не каждый видел человеческую кровь и убитых людей. На позициях, которые мы заняли, простояли этот день и всю ночь, но на нас никто не наступал, передовые пограничные и стрелковые войска наблюдали, что противник сосредотачивается, есть танки и много живой силы, но стоят на месте, над нами только пролетают самолеты немецкие, но не бомбят, может, не замечают нас (мы неплохо замаскировались, благо в Карпатах маскироваться легко). Но правее нас и левее слышна артиллерийская стрельба и сильные взрывы, идут разговоры, что мы оказались в глубоком коридоре и нас могут отрезать. Поступил приказ отступать, но только нужно дождаться темноты, иначе могут нас разбить с воздуха. Едва дождавшись вечера, ещё засветло мы снялись с позиций и пошли в сторону Львова. Не доходя г.Львова, нам наперерез немцы выбросили парашютный десант, но наши впереди идущие разведчики нас предупредили, и мы уже знали, что нам придется скоро вступить в бой. Бой был короткий, десант быстро ликвидировали. Мы из своего орудия (я хорошо запомнил) израсходовали 10 снарядов осколочных, но вблизи нашего орудия разорвалась небольшая мина и убило человека, осколок попал в голову. Потом мы отступали без особых происшествий до самого города Бар, но, пройдя город, нам приказали занять оборону. И вот, заняв оборону, мы простояли ночь, а утром против нас появились немцы, и мы приняли с ними бой. Четыре танка двинулись на наши восемь орудий, а позади танков пошли пехотинцы. Я не помню точно, все ли их танки мы вывели из строя, только помню, что мы с одного танка сбили гусеницу, но он стрелял из своей пушки и снаряды пролетали мимо нас. Мы перекатили своё орудие на другое место, но тут ещё ударили наши откуда-то с закрытых позиций, и немцы окопались, перестали наступать, наверное, ждали себе подкрепление.
Орудие катим на себе, помогают стрелки, вот уже до города Винница остается 40 км. Опять стычка с немцами, танков, правда, не было. Я даже не знаю, как это случилось. Ведь сзади нас были наши войска, и вдруг нас нагоняют немцы на мотоциклах (их было много, до сотни). Мы развернулись для боя, но у нас совсем мало было снарядов, штук 15 на орудие, которые мы быстро израсходовали. А немцы палят по нам из пулеметов и автоматов, многие ранены, есть убитые, нам приказывают вывести из строя орудия и действовать личным оружием. Забрали мы замки из орудий, закопали их в землю, но у нас совсем мало и патронов, а немцев всё больше. Они хотят нас всех захватить, потому что начали обходить с фланга, мы поспешно уходим лесом. Нас немного, человек 30-40. Командиров, кроме сержантского состава, нет, они видимо, ушли с другими группами.
Добрались до города Винница, там был сборный пункт для разбитых частей. Там нас снабдили необходимым оружием, сформировали в роты батальоны, и даже не знаю, был ли какой номер у нашей вновь сформированной части. Немцы подошли к Виннице, начали обстрел из орудий по городу, и мы вынуждены были уйти. Окопались в 10 примерно км. от города (восточнее), и я тут слышал разговор: будто бы приехал маршал Буденный, он в начале войны был назначен командующим юго-западного направления. И вот сказали, что он приказал взять Винницу и удерживать её до приказа. К нам присоединилось много людей, пожилых, только что мобилизованных. Артиллерии у нас почти не было, за исключением 3-4 пушек 45 мм. и штук 5 – 76 мм. Вот и вся артиллерия, и у тех снарядов по десятку или по два, попукали они немного, и мы пошли на город. А немцы молчали, ни одного выстрела. Но когда мы подошли вплотную к городу, слева по нам ударили из пулемета. Там была кирпичная будка, какие строят на железных дорогах. И вот из этой будки бьют пулеметы. Нашему взводу, которым командовал старшина, фамилии не помню, приказали обойти эту будку и уничтожить пулеметы. В взводе нас было человек 30, и вот все мы пошли, где ползком, где перебежками обошли эту будку с другой стороны. И вот подползли, метров 50 осталось, команда «Взять!». На ура все бросились к будке, орём «Ура!». А немцы как будто ждали нас. Как застрочили по нам! Меня сразу ударило по обеим ногам, и не знаю, кому удалось остаться невредимым. Но после, когда я уже отполз в балку, нас собралось около десятка человек, и почти все ранены в ноги. Стрельба прекратилась только к вечеру, и мы все лежали перевязав раны, кто имел индивидуальный пакет, а кто просто обмотками, у меня левая нога была разбита разрывной пулей, а правая простой. Я много потерял крови, меня перевязывал какой-то пожилой старик. Ту ногу, которая пробита разрывной пулей, он забинтовал пакетом, с обеих сторон наложил толстые тампоны, а правую затянул обмоткой. Наступила летняя темная украинская ночь, но почему ни одного выстрела неслышно? Нас никто не забирает, нет ни санитара, ни одного здорового человека. Короткая летняя ночь. Вот уж где-то слышно петухов, толи где село недалеко, толи в городе есть эти домашние птицы. Бойцы, которые ранены легко в одну ногу или руку, все куда-то ушли, нас осталось немного, всего человека 3-4. Вдруг слышим голоса людей, но не поймем ещё, кто это? Может, немцы. Но ясно расслышали смачную русскую матерщину и поняли, что это наши. Стали их звать, чтоб случайно не прошли мимо, не заметив нас. К нам подошли человек пять наших солдат, они нам сказали, что сейчас пошлют за нами подводы, и ушли. Правда, через час подошли подводы, оказалось, что раненых много, брали на повозку двух лежачих и двух-трех сидячих.
Ой, какая трудная была дорога! На каждом ухабе страшная боль, заходилось сердце. Не знаю, то ли я спал, то ли был без сознания, только когда я очнулся, то увидел, что мы находимся в густом фруктовом лесу, где были видны небольшие красные плоды. Это были вишни, которые я до сих пор не видывал и не едал. Во рту всё пересохло, даже кажется, язык присох. Тут я увидел тучного человека, наверно, это был санитар, и стал просить у него воды пить, но он мне вместо воды дал 3-4 вишни или черешни (я и теперь разницу в них не знаю) и ушёл. Тут подошли две девушки в военной форме, сняли мне жгут с левой ноги и перевязали заново ноги, на левую наложили шины. К вечеру нас опять погрузили на подводы и повезли, подвод было много. К утру привезли нас в Кировоград уже на машинах. Там нас сгрузили около двухэтажного дома и уложили прямо на земле, говорят, что в доме всё занято ранеными.
Что там делали, не помню, а ночью опять на машины и повезли на станцию, помню, ещё выгружали нас в городе Умань, но так как немцы быстро продвигались, нас там тоже не задержали, а повезли дальше, в город Днепропетровск. Там мы лежали, наверно, с неделю или даже больше, там уже мне наложили гипс на обе ноги. Но в городе Днепропетровск каждые сутки бомбили немцы, и, может, поэтому нас повезли дальше. Ещё где-то сгружали, уж и не помню, вроде станцию называли Подгорная. И вот уже в спец. Санитарном поезде нас наконец привезли в г.Ставрополь, где я пролежал больше шести месяцев, даже номер госпиталя помню - 1626, и он был размещен в сельскохозяйственном институте.
В Орловской области под городом Ливны мы простояли в обороне до самой зимы на этих позициях, зимой перешли к городу Севск и тоже стояли в обороне, правда, были короткие бои местного значения, но ни мы, ни немцы не сошли со своих позиций ни на шаг. Сильные бои в это время шли в районе Сталинграда, Москвы и Ленинграда, но мы про это знали только из фронтовых газет и со слов командира. Но под Москвой и Ленинградом немцев сильно лупанули, потом уничтожили под Сталинградом, где даже сам фельдмаршал Паулюс сдался в плен со своей армией. Наши войска Брянского фронта, а затем 2-го Белорусского стояли как бы в большой подкове, как её потом назвали «Орловско-Курская дуга».
Курская битва длилась очень долго, наверно, месяца два. Наши войска одержали полную победу. Ох, и полупили мы их! В составе стрелкового батальона мы действовали дня три, а потом получили новую технику. Орудия нам дали Зис-3 76 мм., дутые станины, лёгонькие, наполовину легче наших старых довоенных орудий, и для тяги получили американские машины Шевралеты. Курскую компанию мы закончили, помню, село Сухачёво, вроде район Михайловский.
С тяжёлыми боями мы шли на Речицу, Бобруйск, Барановичи, форсировали речку Десна и, наконец, Днепр. Эту реку мы форсировали на г.Лоев. Нас поставили на самом берегу с задачей давить прямой наводкой огневые точки немцев во время переправы наших стрелковых подразделений. И мы эту задачу выполняли. От нашего огня захлебнулся не один пулемет. Но вот переправилась наша пехота. Немцы бросаются в контратаку. Сказали, что у них там бронемашины, и нашей батарее приказали переправить на тот берег орудия на плотах. Сколотили плоты, укрепили орудие, взяли снарядов пять ящиков и давай на тот берег. До берега не добрались ещё метров 15-20, а немцы бьют из орудий наугад. У нас перевернулся плот, потому что сместилась пушка на одну сторону. А вода холодная, конец сентября. Пока вытащили пушку (и это все под обстрелом немецкой артиллерии), наступила ночь, холодно, укрыться, согреться негде, костер не разложить. Утром у меня заболели зубы, наверно, простудил я их. Но стоматологов там не было, комбат мне шуткой сказал: Ничего, Сибиряк, злее будешь. И вот упросил шофера Медведева, он мне плоскогубцами вырвал больной зуб. То ли потому что вышло много крови, простуженные зубы болеть перестали.
И вот глубокой осенью, где-то в ноябре, мы вышли на польскую границу (в Белоруссии я ещё был ранен в бок осколком снаряда, но не очень тяжело. Видимо, осколок был наизлёте, но ребро мне перебило. Осколок застрял, даже не повредив внутренние органы). Итак, Польша. Небольшая, но и не маленькая река Нарив, в форсировании её мы участие не принимали, мы в это время принимали пополнение молодых ребят 26-27 и даже 28 года рождения из Черниговской области. Плацдарм на западном берегу уже был занят по берегу на 8 км. и вглубь на 5 км. Немцы здесь заняли оборону, и мы тоже перешли к обороне. Здесь наше командование наращивало сильный кулак. Куда ни пойдешь, везде можно было видеть закопанные и замаскированные танки и артиллерию, но мы молчали, ни одного выстрела с нашей стороны. Это была зима 1944 года. И вот не помню дату, когда это произошло, немцы открыли, вернее, обрушили на нас с трех сторон ужасный артиллерийский налет, била их тяжёлая артиллерия и скрипачи (шестиствольные минометы). Их задача была подавить нас огнем и остатки сбросить в речку Нарив. Снаряды буквально вскапывали землю на каждом метре нашего плацдарма. Но благодаря тому, что мы хорошо окопались и укрепились, потери наши были не так уж большие. Натиск немцев продолжался целый день, а уже к концу дня мы открыли ответный огонь, вышли наши танки. К утру уже вся инициатива боя была в наших руках, и немцев мы сильно толканули, км. на 30. Дальше уже они до самой Варшавы, а потом до г.Данцига катились очень податливо. Поляки в Варшаве подняли восстание против немцев, не согласовав с нашим командованием, и дорого за это поплатились. Варшава на 80-90% была разрушена, сожжена, а поляков много уничтожено, перевешено.
Да, дорогие мои, нет ничего страшнее и хуже войны, бывали дни, что нечего было покушать, нет возможности подвезти питание. А как жили мирные жители фронтовой полосы, жили тоже в землянках или просто в погребах. Это особенно в Белоруссии. Наверно, ни одной республике нашей страны так не пришлось тяжело, как Белоруссии. Это лесистая и болотистая республика, там очень активно действовали партизаны, и немцы почти все села спалили дотла. Видел я и раненых детей, и женщин, и стариков. Это очень тяжело было видеть.
Дальше наши окружили группировку в г.Данциг и Рдыня. А потом ещё разрезали эту группировку между городами, немцев прижали к Балтийскому морю. И вот в г.Данциг нашему полку пришлось вести уличные бои, из пушек стреляли осколочными по окнам домов. Очень тоже жаркий был бой, город горел. Но дня через два и эта группировка была задавлена, здесь нам помогали уже польские формирования. После Данцига короткая передышка, подвезли нам боепитание и всё необходимое, и мы двинулись к Одеру. Это река Одер, это уже Германия. Это логово фашистов, каждый солдат и офицер понимал, что война покатилась к концу, это и радовало, и тревожило. Ясно было, что здесь фашисты будут яростно сопротивляться, держаться, как говорится, за каждый угол, за каждый метр. А во-вторых, это же Германия, чужая страна, незнакомый язык. У себя в России нам помогали мирные люди от стариков до детей, мы надеялись, что они нам говорят правду, мы знали, что, чем могут, тем и помогут. Мы знали, они делают всё в нашу пользу и в пользу свою. Мы все стремились очистить нашу землю от коварного врага. А здесь другое дело. Конечно, люди в Германии не все были фашисты. Но все равно их сыновья, мужья и отцы воевали против нас. Хотели они этого или не хотели. А поэтому они на вред своей армии для нас ничего не сделают.
И вот наступила ночь, я встал на пост перед утром, это было утро 9 мая 1945 года. Вдруг, затрещали выстрелы очередями и одиночные; то там стреляют, а то вдруг в другом месте. Я поднял расчёт свой по тревоге. Ребята все пососкакивали, не поймем в чем дело. Но тут прибежал наш политрук и сказал, что война окончена, немцы подписали капитуляцию. В полдень был митинг, все целовали друг друга, обнимали, и даже плакали от радости. А сколько наших товарищей погибло ещё только вчера, не дожили до победы несколько часов! После победы мне довелось побывать в Берлине, я видел Рейхстаг, главную Цитадель фашистской Германии. На куполе развивается наш советский флаг, здание сильно побито, и вообще город сильно разбит. Потом нашу армию отвели на восток Германии, и до самой демобилизации мы стояли у города Грайфинберг, штаб армии 65-ой находился в городе Ливенберг. Были мы и в городе Бунслау, где могила Кутузова. Там было организовано захоронение наших солдат, погибших в Германии, Героев Советского Союза и Старшего Командирского Состава. Построен там памятник Победы. И вот там в городе Бунслау был митинг. Выступал маршал Рокоссовский и Генерал-полковник П.И.Батов. Это наш командарм. После войны мне довелось ещё больше года служить в Германии в составе 543 артиллерийского полка. Это Краснознаменный ордена Ленина, Речицкий и Бобруйский истребительный противотанковый полк, ветераном которого я являюсь, потому что прослужил в нем с момента формирования и до конца войны. Сформирован он был на Кубани, станица Ленинградская, формировал его полковник Никитин, а командовал всю войну этим полком полковник Ганчерук.
В 1945 году в декабре месяце за отличную стрельбу на учебном полигоне из орудия прямой наводкой мне был предоставлен отпуск домой в Россию на один месяц. А проездил я три месяца, потому что железная дорога до самого Киева была повреждена войной, а по территории Польши заминированная, и в западной Украине ещё действовали банды бандеровцев (националисты). Демобилизовался в июне 1946 года, домой прибыл 14 июня 1946 года. Да! Я должен был описать то, что я увидел дома, когда ещё был в отпуске. Отец погиб на военном заводе в городе Кемерово. О его гибели рассказал потом его двоюродный брат, Василий Григорьевич Речкин. На заводе взорвался паровой котел, и погибло около 20 человек, в том числе и мой отец. Это случилось в 1943 году. Брат мой Леонид Григорьевич с 1923 года рождения погиб при форсировании реки Днепр, пропал без вести. Дома мать болела, сестре Таисье было 15 лет, работала одна Анна. Жили очень скудно, не было одежды, да и с питанием было очень плохо. Через два дня я уже устроился на работу в родном селе Бобровка на подсобное хозяйство заведующим складом. А потом ещё принял торговую точку (ларек) от Нечунаевского Орса. Надо было работать, иначе жить было бы нечем. Работал, не зная выходных и отпусков. Помимо основной работы, был учётчиком производственных работ и даже зав.хозяйством, и это все по совместительству, некогда было порой поесть и отдохнуть час или другой. Но вот подсобное хоз-во переводят в Шарчинский с/совет, и я перешел работать в Сузунскую заготконтору Р.П.С. заведующим базой отгула закупленного скота. Мне отвели выпаса 600 га по Бедринской дороге, загородили загоны, скота закупали много, в моем распоряжении были пастухи и сторожа, закупленный скот отгоняли на Новосибирский мясокомбинат. Это длилось два года (1948-1949 гг.). Потом я стал работать в Бобровке товароведом. На этой должности мне приходилось выполнять обязанности зав.складом, кассира ревизора, грузчика по доставке товаров и экспедитором. Особенно трудно доставалась мне пекарня, для которой надо было доставлять до 30 тонн муки из Сузуна, а ведь транспорта механического своего не было. Имели только 4 быка рабочих и 4 лошади. И так я торгашом проработал до 1954 года, а потом ушел в Лушниковскую МТС и стал работать учетчиком тракторной бригады. Это летняя работа. А зимой в мастерской МТС работал нормировщиком и дефентовщиком. В 1958 году, когда технику передали колхозам, я механически стал членом колхоза «Имени Урицкого». В колхозе работал сначала учетчиком тракторной бригады, потом учился заочно на бухгалтера, работал бухгалтером. Но тут уж колхоз перешел от трудодней (натуральная оплата) на денежную оплату, рядовому бухгалтеру платили мало, 80-110 рублей в месяц, а семья подрастала, росли потребности, и я решил работать на животноводстве скотником. Эта работа мне нравилась, особенно летом на пастбище, на природе, и заработки были сносны. А потом уже перед выходом на пенсию (а работал я до 60 лет) работал зав.током и даже сторожил на пасеке и вышел на пенсию уже в 80-м году.
Вот уже 1988 год, а я ещё ни одного лета не отдыхал, не был без работы. Занимаюсь заготовкой молока от населения, от индивидуальных хозяйств. Но здоровье за последнее время стало сильно сдавать, болят ноги и барахлит сердце, другой раз так прихватит, что думаешь уже конец. А ноги ночами спать не дают, сильно ноют, особенно в плохую погоду.
Теперь вот взрослые дети, самому младшему сыну Василию уже 32 год, а старшей дочери Зинаиде уже 40 лет. Все они живут самостоятельно, у каждого своя судьба и семья. Старшая дочь Зинаида вот уже 18 лет работает учительницей в средней школе. Сын Алексей 16 лет работает на тракторном заводе, технолог, образование среднее специальное. Дочь Людмила работает в колхозе в животноводстве, образование 10 кл. Сын Василий – 11 классов, электрослесарь 6 разряда. Но у него жизнь семейная не сложилась, его судьба занозой сидит в наших сердцах, у меня и у моей супруги, спутницы моей жизни. Вот уже подрастают внуки, старшей Ольге Леонидовне уже 19-ый год, окончила школу, работает в отделении культуры. Евгений Александрович – 16 лет, Лена, его сестра – 15 лет. И продолжатели моей фамилии – это Евгений Алексеевич и Сергей Алексеевич Плотниковы. Все учатся хорошо и растут крепкими и умными людьми. Вот ещё Серёжу Долгова не написал. Ему уже тоже 15-й год, хороший парень будет. А Вове Радаеву 3-ий год. Это наша забава, забота и любовь. Каждому новому слову его, каждой новой его выдумке радуемся и восхищаемся.
Это моё повествование будут знать и помнить наши дети и внуки. Но только, дай Бог, правнукам это узнать только по рассказам старших людей. После Великой войны с фашистами, которая закончилась нашей Победой в мае 1945 года, наши села и города вплоть от западной границы до великой реки Волги были разбиты врагами на 70-80%. Все пришлось с великим трудом восстанавливать, но к 1960 году все было налажено и устроено, колхозы и совхозы окрепли, промышленность тоже стала стабильно снабжать людей необходимым инвентарем и техникой. Люди вздохнули легко, у многих появились автомобили личные. А мотоциклы почти в каждой семье, а ещё и не один, детские мопеды…. Так прожили около 30 лет. Но…. Пришёл к власти Горбачев (Михаил меченный), так прозвал его народ. Он сразу же объявил перестройку нашей жизни, сначала люди были довольны его начинаниями, он объявил борьбу с бракоделами на заводах и фабриках, учредил государственную приемку производимой продукции, пошла борьба с алкоголизмом. Всё вроде правильно, восстановили в правах религию, это же совесть человечества. Но с наступлением 1989 года пошло невероятное. Горбачев объявил плюрализм и демократию. Неожиданно все республики решили отделиться от России, даже Татария, которая размещается в центре российской земли. Нарушились связи между республиками, а это привело к замиранию промышленности. Потом решили ввести президентское правление, сделали выборы, и президентом пришел Б.Н.Ельцин. Он повел политику возрождения в России капитализма, провозгласил реформы. Ввели рыночное движение, колхозы стали распадаться, а новоявленные фермеры получают землю, не имея техники для её обработки, продукты питания стали в сто раз дешевле промышленной продукции, колхозы обанкротились, не на что приобрести нужную технику и нечем платить зарплату людям. Цены установили невероятные.
Закрываю прочитанные странички... В судьбе одного человека отражается история России за последнее столетие. Это история моей семьи, а значит и история моих будущих детей и внуков. И для меня это самая интересная история, которая будут передаваться как завещание. Сегодня мы живем в развивающейся стране, у нас есть все возможности, мирное небо над головой, бесплатно образование, медицина и тд. Благодаря таким людям, как мой прадедушка. Это действительно - настоящие Сибиряки.
We'd love to hear from you. Please send questions or feedback to the below email addresses.
Before contacting us, you may wish to visit our FAQs page which has lots of useful info on Tiki-Toki.
We can be contacted by email at: hello@tiki-toki.com.
You can also follow us on twitter at twitter.com/tiki_toki.
If you are having any problems with Tiki-Toki, please contact us as at: help@tiki-toki.com
Close